Правда о таежных отшельниках

Паломники, которых спасли насильно, мечтают снова вернуться в тайгу

История самарских паломников, четыре года назад ушедших в сибирскую тайгу на жительство, мыльный пузырь производства крупных отечественных СМИ, все никак не может закончиться. Их все спасают и спасают из глухой тайги, а они, неблагодарные, никак не хотят спасаться. Их вывозят на вертолетах, но самые упрямые вновь сбегают в леса. Последнее спасение состоялось около месяца назад. Благодаря этой масштабной и затратной акции стало очевидно: общество не готово мириться с тем, что кто-то живет иначе, не по общим правилам. И легко поддается на спекуляции тех, кто использует ситуацию в своих целях, не считаясь ни с чем, принося в жертву интересы и свободу других людей.

Говоря коротко, паломники стали жертвой неумеренного пиара, развернутого прессой. Вокруг них развернулась и кипит настоящая идеологическая битва. Отца Константина, духовного лидера, обвиняют в бесчисленных грехах, которые исходят, по мнению обвинителей, от неумеренного властолюбия, потакая которому он и вовлек людей в такое опасное предприятие. Главным обвинителем выступила бывшая паломница, которая покинула скит. Сегодня священник и две монахини, матушка Нина и матушка Анастасия, которые категорически отказываются возвращаться к мирской суете, ожидают подходящего случая для возвращения в тайгу.

Лебединая песня

Напомним, что речь идет о группе православных паломников из Самарской области, которые решили уйти от мира и суеты в таежную глушь спасать души и молиться за Россию. Предводителем экспедиции стал пожилой священник, бывший благочинный из небольшого городка Похвистнево, отец Константин. В группе паломников были монахи весьма пожилого — за восемьдесят лет — возраста, которые скончались во время пребывания в тайге, одна неизлечимая раковая больная, также умершая, одна монахиня — инвалид-колясочник. Были и молодые монахи и монахини. Одна из них, как сообщают СМИ, заблудилась в тайге и погибла. С монахами ушли в леса и просто верующие. Все отказались от мира добровольно, чтобы совершать христианский подвиг.

Часть спутников отца Константина вернулись по домам, не выдержав условий. Несколько человек оставались с ним до конца, пока спасатели не загрузили их в вертолет и не вывезли из тайги. Отец Константин и две монахини и по сей день упорствуют в своем желании жить в тайге, вкладывая в слово «спасение» несколько иной смысл, чем те, кто с таким рвением и азартом возвращает паломников в мир. И в этом-то, собственно, и заключается главный конфликт паломников и общества, от имени которого — или для которого — выступают в этой не слишком красивой истории некоторые средства массовой информации. Если верующие ушли в тайгу спасать души, то благодетели пытались спасти их тела — от тяжелых условий жизни, недоедания, холода и прочего, что не способствует комфортному существованию.

И сейчас, прежде чем передать наш разговор с отцом Константином, монахинями и теми, кто принял в судьбе живейшее участие, стоит заострить внимание на этой детали, которая расставляет все по местам: монахи ушли в тайгу не за комфортной жизнью, а как раз для того, чтобы под предводительством священника испытывать лишения, совершать христианский подвиг, преодолевая трудности. И через это служить Богу, обретать особую чистоту в молитвах и спасать свою душу.

Стоит напомнить также, что подобный способ спасения придумали вовсе не самарские отшельники. Существует в русской православной традиции такая, говоря по-мирскому, схема: опыт отцов-пустынников, опыт старчества и старцев. Это особый аскетический монашеский опыт, где совершенствование происходит под наставничеством мудрых духовных отцов. От страстей освобождаются через «умную» молитву — путем внутреннего анализа и поэтапного сосредоточения.

Паломники ищут подвига

Отец Константин, матушки Нина и Анастасия сегодня нашли пристанище на окраине Тулуна, на турбазе местного предпринимателя Николая Терещенко, который обнаружил их около трех лет назад в тувинской тайге, на озере, где рыбачил. С тех пор между ним и паломниками установилась дружба. Он не оставил их и тогда, когда началась травля, — иначе невозможно назвать то, что сходило со страниц газет, с экрана телевизора и нашло благодатную почву в Интернете.

Отшельники настороженно относятся к гостям, потому что последние гости, их самые рьяные спасатели, изрядно напугали их. Дверь домика, где обитают священник и монахини, закрыта на крючок — для спокойствия. У двери крупная собака — та самая, о которой писали, будто бы и она от тягот отшельнической жизни порастеряла зубы и еле жива. Собака коротает время в будке, составленной из двух старых кресел, и чувствует себя вполне нормально. И зубы у нее вроде бы на месте.

В домике скромные условия. Отец Константин — в валенках, женщины — в теплой одежде поверх монашеского одеяния. Не положено себя баловать, ведь шли они на подвиг. Отчего не тепло? Печь-то большая.

— А дров много уходит, мы стараемся ее теплой поддерживать, — говорит матушка Анастасия.

В дровах их никто не ограничивает. Они сами ограничивают себя во имя веры. Разговор наш с отцом Константином и монахинями важен потому, что до сих пор никто не спросил их, чего они хотят, зачем шли в тайгу и как им там было. После того как священника заклеймили демоном, гипнотизером и сектантом, СМИ перестали им интересоваться. Точно так же не интересуются и не придают значения словам преступника.

Зачем они ушли? Вот, пожалуй, самый первый вопрос. Интернет кишит предположениями: чуть ли не Беловодье, чуть ли не дверь в рай они ищут.

— Из первых уст нужно услышать: зачем вы ушли? Что ищите?

— Мы свое уже нашли. Мое пристанище с младенческих ногтей в христианской вере. В христианской вере воспитывала меня матерь Церковь. Это единственный путь, который с человеческим, мирским, обычным мало общего имеет. «Царствие мое не от мира сего», как говорил главный наш светоч Спаситель Господь, чтобы жить по заповедям Божиим, воспитывать себя на этой стезе, — отец Константин, для которого этот вопрос торжественен, так как наполнен особым смыслом, и отвечает величаво.

— Мне к семидесяти годам, — продолжает он. — Всю молодость я отдал дорогой православной церкви. И не было сомнения, чтобы свернуть в сторону, к сектанству. Напротив, всю жизнь я боролся с заблуждениями сектанства. Сорок лет служил Богу, и уже пенсионный возраст подходил ко мне. Все лучшее было отдано Господу и Церкви. В Троице-Сергиевой лавре принял монашество. И мой поход — это уже последняя моя лебединая песня: уделить внимание своей душе, душу свою привести к покаянию, прислушаться к себе, уйдя подальше от суеты и соблазнов.

Простая, в общем, история. Монахини улыбаются. Анастасия подкидывает в печь дрова. У нее была мечта жить в тайге и посвятить жизнь подвигу. Она медик и ее послушание — уход за больными, что она и делала в тайге. Пока жила в лесу, изучала лекарственные травы. Насобирала гербарий — пока из пятидесяти трав. Но всего их в тех местах, знает она, больше тысячи.

Экспедиция

— Как вы решили идти в тайгу? Почему именно в те места? Как набирали спутников?

— Я был благочинным в городе Похвистневе Самарской области, 16 приходов находилось под моей опекой. В городе церкви не было, сами строили. Преподавал еще в воскресной школе нравственность, Закон Божий, иконопись — я ведь оканчивал иконописную академию. Писать иконы некогда, но опыт богатейший был со мной, нужно его отдать. Выезжали мы и с духовными концертами.

Работы было много, все был занят, занят. Но настало время заглянуть в себя, понять каждую добродетель. Ведь ни один университет не знает, что такое смирение, терпение, любовь, где их начало, середина и конец. Духовного отца у меня не было. Что-то без руководства было воспринято мною сбивчиво. Я всматривался внутрь себя. Это запущенное место, необустроенное. Советское время здесь сыграло свою роль. Не работа была над собой, а борьба — светлого с темным. Нужно было в тиши, в пустыне, в отдалении от суетного мира помолиться, поразмышлять. Да и сама церковь немного модернизируется. Зачем, скажем, священнику политика и коммерция? Это давило дыхание. Не было свободы внутри себя. Пустыня влекла. Всматривался в жизнь отшельников, в книгах отцов-пустынников находил для себя важное.

Покидая город Похвистнево, я ничего не объявлял. Я хотел уехать в Кызыл, где служил когда-то, знаком с приходом, с природой. Но матушки, которых я постригал, узнали и сказали, что поедут со мной. И некоторые верующие собрались, не соразмеривая своих сил.

— С вами были и семейные верующие, которые повезли в тайгу детей...

— На автобусе мы доехали до Кызыла. Оттуда несколько вертолетов с вещами нас забросили в местечко Хамсара в Тыве. Там был охотничий домик. Но он сильно обветшал. Мы решили построить дом сами. Сделали мазанку, глину поблизости нашли, замазали глиной щели. Стали жить. После и приехала семья с детьми, которых я не благословлял на это. Я их ругал: без благословения приехали, деткам в школу надо, пареньки допризывного возраста, им в военкомат на учет вставать. Я долго уговаривал их выехать. И, наконец, вняв уговорам, они выехали. И другие, кроме них, выезжали — не вынесли условий, не готовы были.

— А та девушка, Елена Тельных, которая и развернула против вас большую кампанию, привлекла СМИ, родственников паломников, которая и была инициатором спасения, — что вы о ней можете сказать?

— Леночка — родственница матушки Нины, ее племянница. У нее не сложилось, ведь суровый край. А девочка прямо с институтской скамьи. Она думала, что святость так просто дается. Думала, из окна «Икаруса» посмотришь на красоту — и святость придет. А условия сложные. Вот огорчение и проникло в ее душу, и она решила, что если она уходит, то и другие тоже должны уйти. И она стала действовать через родных, писать везде: «Батюшка Богом себя вообразил». И много грязи лить стали...

— Она ваша прихожанка?

— Нет, не моя прихожанка. Она приехала из Самары. Зачем-то дом продала. И есть у нее обида, что без дома осталась и не смогла вынести испытания. Может, возместить хотела утерю жилья. Вот и поехала искать сокровища Флинта.

Отец Константин подразумевает под этим Леночкин спасательный марш-бросок. Девушка, в религиозной экзальтации продав жилье, оставив жениха и диссертацию, не достаточно трезво оценила свои силы и свой порыв. А когда наступило прозрение, осталась ни с чем. Сокровища Флинта — это, говоря грубо, предметы культа: старинные книги, иконы, кресты, которые в большом количестве вез отец Константин с собой в пустыню.

Матушка Анастасия возмущена:

— Ведь когда вы в церкви жертвуете, денежку кладете, потом не просите возврата жертвы — так ведь? А тут человек считал, как за счет утвари, святынь свою утрату возместить.

В оскорбительном тоне, впрочем, о бывшей своей спутнице не говорят. Все тактично, без злобы, человеческое достоинство не унижая. Хотя Лена всю кашу и заварила, настраивая родственников требовать возвращения своих из тайги.

— Ну что о Леночке сказать? Девочка энергичная. С красным дипломом институт окончила.

После того как ушла Лена, к паломникам и нагрянула первая проверка. Комиссия ознакомилась с жизнью и деятельностью отшельников — и уехала восвояси. В составе комиссии были и священник РПЦ, и медики.

Матушка Анастасия вспоминает тот визит с недоуменной улыбкой:

— Приехали, называется, людей спасать... Я к медикам из Кызыла обратилась: «Дайте хоть каких-нибудь медикаментов, самых простых. Цитрамона, например. А у них с собой ничего — ни еды, ни лекарств! Нашелся пузыречек с йодом, отлили немножко.

В поисках безлюдного места

На озере Усть-Дорлиг-Холь, где проживали отшельники, они и познакомились с Николаем Терещенко, который с этого момента принимал в их жизни самое непосредственное участие, забрасывая в тайгу продукты, бензин, помогая устраиваться.

— Он нас случайно там обрел. Сам-то на рыбалку приехал. Но в России всегда были такие отзывчивые люди. На них все и держится.

— Вы ведь не раз меняли место проживания? Почему?

— Там, где мы проживали, охотники, рыбаки на нас все время выходили. Там ведь рыбалка хорошая, красивейшие туристические места. А рыбаки да туристы пьют да курят, вольные разговорчики себе позволяют. И мы попросили Николая Васильевича найти нам новое место, безлюдное. Он за это взялся. И нашел место в Тофаларии.

— Там, где снега совсем нет, — объясняет матушка Нина, довольная фактом бесснежности места.

— «Ну, отправляйте нас», — сказали Николаю Васильевичу. Он вывез нас в Тулун: живите, мол, до определения. Так зиму 2008 года мы перезимовали у него на турбазе. Он все не хотел нас отпускать, жалел: ну, куда вы, мол, живите теперь до тепла. Так до весны дожили. А потом сами, не говоря ему, нашли машину и уехали в сторону Иркутска.

— Зачем же уехали?

— Шумно здесь все-таки: ресторан, кафе, свадьбы бывают. А мы же уединения и тишины искали. Николаю Васильевичу позвонили, объяснили все. Сказали, что попробуем сами устроиться, не удручая никого. И поехали по Байкалу. До Орлика дошли. Там геологов встретили. Вышли в Тыву. Куда сначала стремились, откуда выехали, туда и прибыли.

— Но это тяжелые переходы. В вашей группе были слепой монах преклонных лет, монахиня в инвалидном кресле. Вы что же, несли их?

— Инвалидов на себе несли и вещи несли. Сложно было. Попадались реки — мы строили мосты, их смывало. Отец Константин придумывал механизмы, чтобы облегчить транспортировку. У нас даже сани были — легкие, маневренные, — с удовольствием вспоминает о тяготах молоденькая матушка Анастасия. Конечно, они ведь шли в тайгу за трудностями, которые укрепляли бы веру и дух.

На новом месте построили жилище такое, что ручей пробегал прямо в доме. Освятили как часовню. Но река оказалась безрыбной. Рыба же для монахов, которые не едят мяса, — главный источник белка, без нее никак нельзя. Отец Константин решил, что следует переехать.

— И мы двинулись дальше, к реке, где, знали, много рыбы. Все лето переходили, переносили вещи, больных. Ближе к осени достигли нужного места. Рыба была, но заготавливать ее времени не осталось. Все внимание уделили жилью. Каркас поставили, утеплили. Палатка у нас зимняя. Была намечена зима. Был план, как ее пережить. Вот оттуда нас и вывезли.

— Но вы что-то успели сделать?

— Несмотря на тяжелый путь, мы заглядывали в глубину души. И за это время мы кое-что поняли: как любить надо, как дорожить человеком. Мы думали также и о России, о ее судьбе. Мы туристов, которые выходили на нас, расспрашивали о том, как там, в России. Мы молились за Родину.

Под надзором вооруженных спасателей

— Мы понимаем, что это все, все эти разговоры, неприглядная информация, — испытание, посланное нам, — констатирует батюшка и говорит, что они скучают по оставленным в тайге вещам — там остались иконы, книги, кресты.

— Почему вы все это не забрали с собой?

— Спасатели только рюкзаки наши взяли с личными вещами.

Спасательная операция была описана в газете «Комсомольская правда», а оттуда растиражирована по другим СМИ — подробно, тщательно, со слезой и скандалом. Согласно газетным публикациям, спасатели вместе с бывшей отшельницей Еленой буквально силой вырвали несчастных отшельников из рук демонического батюшки-гипнотизера.

Вот как описывают священник и монахини эту самую спасательную операцию.

Группа прибыла внезапно. С автоматами. На вопрос «Кто такие?» ответили: «Информация секретна». Около дверей в палатку встали вооруженные, точно боялись, что отшельники сбегут и скроются в тайге. Монахиня Анастасия говорит, что не выпускали никуда, даже за продовольствием к геологам. Караулили три дня, пока вертолет не прилетел. Но сами спасатели не рассчитывали, что придется куковать три дня в тайге. У них не было еды, они замерзли. Когда сами основательно проголодались, своих людей отправили за едой к геологам.

— Почему же вас не выпускали?

— Ждали вертолета каждую минуту. А когда вертолет наконец прилетел, нам на сборы дали тридцать минут. Мы думали, они заберут только тех, кто их интересует: Вассу и матушку Серафиму на коляске. Но они забрали всех. Мы спрашивали, что дальше, сможем ли вернуться. Нам отвечали: «На Большой земле решим». Спасатели из часовни забрали ценные для нас вещи и передали Лене, — рассказывают паломники.

Некоторые из них согласились вернуться домой, в Самарскую область. Остались трое.

Спасали с милиционерами и пограничниками

Свидетелями спасения были и доброжелатели отца Константина, тулунчане Николай Терещенко и его друг Сергей Яблоков, также предприниматель. Их рассказ обнажает скользкие места во всей этой истории.

Сергей Яблоков, будучи непосредственным участником событий, рассказывает, как началась история с травлей паломников.

— Есть в Интернете ресурс — «Планета Земля» называется. Я там разместил несколько фотографий тех мест, где проживали паломники. На связь со мной вышла та самая Елена с вопросом, не встречали ли мы черных монахов в тех местах. Я сообщил, что из тех мест мы их уже вывезли на вертолете, они обосновались в другом месте. Она стала говорить, что паломников нужно спасать; есть информация, которую передал ушедший после нее монах Василий. Я — к Терещенко, он ведь отшельников первый открыл. Ну и поехали мы их спасать. В Иркутск съездили, забрали журналиста «Комсомолки» — и в тайгу.

До Орлика доехали и день ждали спасателей. Это были люди из поисково-спасательного отряда при правительстве Бурятии. Утром отправились в путь. У нас была хорошая техника. Снегоход мы погрузили на машину проводника, нашего знакомого охотника из тех мест. За нами ехали «Урал» и КамАЗ спасателей. Были в группе два милиционера и два пограничника.

Доехали до первой базы геологов, переночевали. А наутро нам и говорят: «Вы в Мондах не зарегистрировались, документов у вас нет. Тут граница, дальше вам нельзя». Я думаю, что они воспользовались нами. Мы их довели до базы, там уже недолго было до отшельников. Может, боялись, что мы будем на стороне отшельников, поможем им скрыться. Так нас дальше и не допустили.

Сергей Яблоков собрал все публикации о паломниках, выходившие в прессе. Он, человек обычный, не воцерковленный, по-человечески возмущен подтасовками фактов, которые порождают путаницу и бесконечные обвинения и дорого обходятся теперь священнику и его последователям.

— Спасатели тогда двинулись дальше в тайгу. На базе остался журналист, осталась Лена. Журналист просидел на базе в благоустроенной монгольской юрте 15 дней. Ближе чем на тридцать километров к отшельникам и не подходил. Только в Тулуне, когда отшельники жили на турбазе, он их видел. Но они с ним и разговаривать не стали. Не видел, не говорил, а заочно столько гадостей написал — 14 статей. Это все журналисты так работают?

Последний визит

Последний визит спасателей, после которого и стали двери в домике запирать на замок, случился внезапно.

— Стояли мы на молитве. И тут они вторглись, начали кричать: мол, вещи забирайте, а то мы ваши иконы выкинем. Требовали подписать бумаги, по которым мы могли у них получить наши вещи. Но кто такие эти люди — журналист, Лена, человек с камерой, — чтобы я свою подпись ставил? На каком таком основании, для чего? Пошумели, погремели и уехали. С теми же вещами. Забрали матушку Серафиму на коляске и еще одну монахиню. То ли уговорили, то ли устрашили, не знаю...

Отец Константин жалеет о священническом архимандритском своем кресте, который попал в руки посторонних людей. И ему, и монахиням обидно за те священные вещи, которые остались на их стоянке в тайге.

— В тайге наша жемчужина, духовные сокровища. И состояние, которое мы испытываем, такое: будто нас оторвали от того, к чему прирастали почти пять лет. Мы только-только адаптировались к суровым условиям. Тайга суровый урок нам преподала, что молиться в страданиях и тяготах нужно не через силу, а полюбив страдания и трудности. На крест свой жаловаться не надо, надо его полюбить.

— Как же вы пойдете в тайгу? Вас ведь мало осталось...

— Сейчас нас трое. Я думаю, что найдутся люди, которые ждут своего звездного часа. Те, кто хочет душу преобразовывать под руководством батюшки. Может быть, я тот человек, которого они ищут. Может, я им руку и подам.

Светлана Михеева. Фото автора и из архива Сергея Яблокова